Неточные совпадения
После отъезда переселенцев
в горбатовском дворе стоял настоящий кромешный
ад. Макар все время пировал, бил жену, разгонял ребятишек по соседям и вообще держал себя зверь-зверем, благо
остался в дому один и никого не боялся.
— Помолимся! — сказала Настенька, становясь на колени перед могилой. — Стань и ты, — прибавила она Калиновичу. Но тот
остался неподвижен. Целый
ад был у него
в душе; он желал
в эти минуты или себе смерти, или — чтоб умерла Настенька. Но испытание еще тем не кончилось: намолившись и наплакавшись, бедная девушка взяла его за руку и положила ее на гробницу.
Он мой — я купил его у небес и
ада: я заплатил за него кровавыми слезами; ужасными днями,
в течение коих мысленно я пожирал все возможные чувства, чтоб под конец у меня
в груди не
осталось ни одного кроме злобы и мщения… о! я не таков, чтобы равнодушно выпустить из рук свою добычу и уступить ее вам… подлые рабы!..»
— Я решился здесь
оставаться, пока всё не утихнет, войска разобьют бунтовщиков
в пух и
в прах, это необходимо… но что можем мы сделать вдвоем, без оружия, без друзей… окруженные рабами, которые рады отдать всё, чтоб посмотреть, как труп их прежнего господина мотается на виселице…
ад и проклятие! кто бы ожидал!..
Боже мой! То есть это настоящий
ад в доме сделался. Обнялись тетенька обе с маменькой, и, обнявшись, обе, плачучи, удалились.
Остались только мы вдвоем с дядей.
А есть, говорит, князь подземного мира —
Адам, первосозданный и первоумерший человек, и — больше никого нету!» — «Постой, говорю,
Адам быша изведён из
ада Исусом Христом?» — «Нисколько, говорит, не изведён, а
остался в преисподней.
Но ветхий
Адам пал непоправимо и
в шеоле ожидал своей окончательной судьбы, а поэтому, если и он не мог явиться спасителем, то
остается заключить, что им должен быть уже He-человек.
Она
остается одной и той же
в основе и тогда, когда
Адам «давал имена» животным, осуществляя тем самым свою софийную связь с миром, и тогда, когда падшее человечество, после изгнания из рая, обречено было
в поте лица возделывать проклятую Богом землю.
В аду те, которые
остаются во времени и не переходят
в вечность,
в аду те, которые
остаются в субъективной замкнутой сфере и не переходят
в объективную сферу Царства Божьего.
Опыт
ада и есть замыкание
в субъекте, невозможность войти
в объективное бытие, есть самопогружение, для которого закрывается вечность и
остается лишь дурная бесконечность.
Вне Христа трагическая антиномия свободы и необходимости неразрешима, и
ад в силу свободы
остается необходимым.
В аду лишь те, которые
остались во времени, не вошли
в вечность.
Ад совсем не
в вечности наступит, он
останется во времени.
И ангелы
в толпе презренной этой
Замешаны.
В великой той борьбе,
Какую вел господь со князем скверны,
Они
остались — сами по себе.
На бога не восстали, но и верны
Ему не пребывали. Небо их
Отринуло, и
ад не принял серный,
Не видя чести для себя
в таких.
Меж тем как с заблудившимся пьяным Сафронычем случились такие странные происшествия и он
остался проводить время с мертвым Жигою на какой-то необъяснимой чертовской высоте, которую он принимал за кромешную область темного
ада, — все его семейные проводили весьма тревожную ночь
в своем новом доме.
Как верно Шопенгауэр сказал: «После того как человек все страдания и муки перенес
в ад, для рая
осталась одна скука».
На улицах картина
ада в золотой раме. Если бы не праздничное выражение на лицах дворников и городовых, то можно было бы подумать, что к столице подступает неприятель. Взад и вперед, с треском и шумом снуют парадные сани и кареты… На тротуарах, высунув языки и тараща глаза, бегут визитеры… Бегут они с таким азартом, что ухвати жена Пантефрия какого-нибудь бегущего коллежского регистратора за фалду, то у нее
в руках
осталась бы не одна только фалда, но весь чиновничий бок с печенками и с селезенками…
— Вы несправедливы ко мне, — перебил он с мольбой
в голосе. — Не скрою от вас: я люблю вас более собственной жизни и переживаю муки
ада от сознания, что эта любовь
остается навеки безответной. Но я пришел просить не любви вашей, а только одного слова прощения.
— Нет, — резко ответил Иван Осипович, — очарование улетучилось уже
в первый год. Я слишком ясно видел все, но меня останавливала мысль, что, решившись на развод, я выставлю напоказ свой домашний
ад; я терпел до тех пор, пока у меня не
оставалось другого выхода, пока… Но довольно об этом.